Турист поневоле [СИ] - Сергей Артурович Большин

ей съехать со съемной квартиры и обосноваться у него. И тут же пожалел. Он превратился в «заю» и «котика», объем разносолов подрывал планы здорового образа жизни, порядок в доме все реже стал учитывать мнение хозяина. Но это было не все. Самое отвратительное, что присутствие Оксаны только сильнее подчеркивало, что той, на чью роль он Оксану пробовал, нет от слова совсем. В общем, ход был неверным и Николай решил восстановить прежний статус-кво.

Разбуженная Петром, и усугубленная Оксаной, его придавила ностальгия по былым временам, и он нашел отличное, как ему показалось, решение – Куба, социализм с креольским лицом. Захотелось погрузиться в их тоталитарный быт в батискафе собственного благополучия, пожалеть и посочувствовать, помеценатствовать, а заодно и пофестивалить на полную катушку. Если повезет, можно влюбиться, а влюбившись, вырвать любимую из цепких лап нищеты и полицейского государства. И будет он ей не только возлюбленным, но и Спасителем… Впрочем, эти честолюбивые мечтания мелькали так редко и в таких далях сознания, что не стоило бы их упоминать, если бы не тот факт, что едет он именно на Кубу…

Оторвать себя от дел помог новый праздник новой России – День народного единства. Благодаря ему страна будет бездельничать почти неделю, а еще неделю отпуска Николай подарил себе сам. Летел один, и Ксюха, узнавшая об этом лишь вчера, устроила истерику. Скандал Николай ожидал и планировал использовать для разрыва.

С утра он заехал в офис, оставил на стоянке машину, оттуда зашел в банк, где по предварительной договоренности ему разменяли 10 тысяч долларов на мелкие купюры. Банкноты оказались в основном старого образца. Пачки потрепанных денег он распихал по карманам, так как ехал только с чемоданом. Он заказал такси в аэропорт, и уже в дороге понял, что на машине в Домодедово ни за что не успеет – Москва стала в десятибалльную пробку.

И вот, влачась по улице, Николай вспомнил, что необязательно было переходить с кольцевой на радиальную, что до Павелецкого вокзала можно доехать и по кольцевой линии. Хотел взорваться, да вспомнил, что кроме себя винить в этом некого. Спокойно: через час он будет читать Пелевина в уютном Аэроэкспрессе, еще через час – дьюти-фри и бар. В полете будут бесхитростные (и тем приятные) развлечения: хороший алкоголь, комедии, закачанные на ноутбук, и сон, в конце которого включат праздник. Так представлял свое ближайшее будущее Николай, входя в метро…

***

Когда электричка, вылетев из тоннеля, резко загудела, сердце Николая екнуло, но не ответило – почему? Даже в вагоне, увидев огромную бомжиху, растекшуюся на два места, он не сразу сообразил, что произошло. И только когда их взгляды встретились, Николая оглушила догадка. «Баба! Как ее… Лох-несс…» – лихорадочно соображал путешественник, приближаясь к ней на ватных ногах.

– Лахесис. Так твой друг меня назвал. Я не чудовище, – сказала Баба, когда Николай до нее добрался.

– Вы же утверждали, что мыслей не читаете…

– Мне и не нужно, у тебя все на лице написано.

– Не ваше же имя.

– Именно, не мое. Когда-то некоторые люди меня так называли, хотя чаще зовут по-другому. Вообще-то настоящее имя у человека то, которое дали родители или которым он сам себя называет.

– Вы разве человек?

– А кто же, по-твоему?

– Не знаю, богиня… Петя вас называл богиней судьбы.

– И ты поверил? Что нашелся доброволец, взваливший на себя муку следить за каждым мигом бытия каждого человека?

– После того, когда Петя… ну, вот это все с нами когда случилось, да, поверил.

– И в бога поверил?

– В бога не в бога, а в то, что невероятные вещи возможны - да. В конце концов, – вспыхнул Николай, – прекратите надо мной смеяться! Если вы такая всеведущая и всемогущая, объясните, во что стоит верить, во что не стоит, как жить, наконец! Обещаю, к вашим рекомендациям обязательно прислушаюсь.

– Ишь, какой хитрый, расскажи ему… Нет, дорогой, такие вещи нужно решать самому. Во что верить… во что хочешь, в то и верь! Разве только существованием бога можно объяснить, что с тобой случается? Можно найти и другое объяснение. Научное, например, может, я изобрела машину времени и тут в метро ее испытываю! Или еще какое-нибудь. На то тебе разум и душа, чтобы ты сам решал и сам выбирал. Я ничего объяснять не стану. Не потому, что такая вредная, а потому, что не могу. Твоя судьба – это всегда твой выбор. Твое счастье и твое несчастье за тебя никто не определит, твою любовь тебе никакой бог не выберет. Впрочем, кое в чем пособить я, конечно, могу. Ты же хочешь вспомнить, как оно раньше было? – Николай кивнул, - Хорошо. Только смотри не насори у них своим будущим, назад не пущу. Шучу. На какой станции выходишь?

– Хотел на Павелецкой.

– Это следующая. Ты, кажется, жил там раньше?

– Я и сейчас там живу.

– Тем более…

– Что тем более?

– Идти, говорю, недалеко. До свидания. Или прощай?

– До свидания, конечно. Погляжу, что к чему, и обратно, – сказал Николай, протискиваясь к выходу, - а вы назад...

– Назад-то я поеду аккурат в это время, – крикнула Баба, когда Николая толпа почти вынесла из дверей, – да, имей в виду, не скоро: либо через неделю, либо через две.

Двери вагона захлопнулись, и поезд тронулся, а Николай замер спиной к перрону, не решаясь обернуться…

* * *

Досчитав до трех, он решительно двинулся в сторону выхода. Станция была той же, но пассажиры изменились. Он и забыл, как все выглядело: серо и невыразительно. Зато Николай выделялся из толпы: в дорогой легкой дубленке, с элегантным чемоданом на колесиках, который встречные с интересом разглядывали.

«Чемоданов, что ли, не видели? Впрочем, таких наверняка не видели: иностранцы ходят по метро с фотоаппаратами, а не с чемоданами. Сверим время. Над тоннелем светится 14:02, на моих столько же. Отлично. Ну, что ж, теперь и я, как Петруха, турист во времени. Охренительно! Осталось выяснить, какой сейчас год и день…»

Вопрос был не праздный – идти он мог только домой, а в это время советские люди обычно бывают на работе. Можно, конечно было бы зайти к «себе» в райком и спросить ключи у себя молодого, это тут, за углом, но слишком рискованно. Что произойдет, если он столкнется с собой молодым? Правда, здесь он полагался